Магия в Средиземье — использование сверхъестественных сил в вымышленной вселенной легендариума Толкина. Толкин различал просто «магию» (англ. magic) и «колдовство» (англ. witchcraft). Любая магия могла использоваться как во благо, так и во вред.
Некоторые расы Средиземья изначально обладали магическими способностями: Айнур (включая Валар, Майар, истари и балрогов), эльфы, драконы и отчасти гномы. Люди и хоббиты не могли напрямую пользоваться магией, но могли использоваться магические артефакты, сделанные другими расами (включая нуменорские мечи и фиал Галадриэль). Некоторые магические артефакты обладали огромной силой, например, палантиры («видящие камни»), а также Кольца власти, включая Единое кольцо.
Исследователи отмечают, что Толкин использовал магическую космологию для противопоставления современности с её борьбой с магией и предрассудками. Магия, которая применялась для получения власти над другими, ассоциировалась у Толкина с современностью с её технологиями. Наряду с такой «тёмной» магией у Толкина встречается «волшебство» (англ. enchantment) — это то, что испытывал Фродо в Ривенделле и Лотлориэне — оно создавалось силой трёх эльфийских колец.
Средиземье описывалось, с одной стороны, как обычное, естественное, похожее на нашу Землю с её реками, горами, равнинами, деревьями и лесами, а с другой стороны — сверхъестественное, с могущественными расами и магическими артефактами[1][2][3].
Разные расы Средиземья обладали различными магическими силами[3]:
Магические силы, заключённые в различных артефактах[3]:
Исследователь и критик Патрик Карри[англ.] предположил, что Толкин ощущал необходимость в магической космологии, соединявшей политеизм и анимизм с христианскими ценностями вроде сострадания и смирения для противопоставления «войне против таинственности и магии» в современности[1]. По мнению Карри, Толкин негативно относился к магии, ассоциируя её с современной наукой и техникой. Стремление обладания властью развращает тех, кто использует магию для этих целей, например, Сарумана, который изначально стремился к знаниям и порядку[14]. С другой стороны, есть «волшебство» эльфийских земель, которое не ассоциируется с властью и злом, но является отражением чистого искусства и восприятия чудес мира[2].
В неотправленном черновике письма 1954 года Толкин различает два вида магии греческими словами μαγεία («обычная» «магия») и γοητεία («гоетия», «колдовство»)[T 31].
Толкин писал, что такой магии нельзя обучиться, изучая древние манускрипты и книги заклинаний — это были «врождённые силы, которыми люди не обладали и не могли изучить»[T 31]. При этом он отметил: «Но нуменорцы использовали „заклинания“ при создании мечей?» сбоку от заключительного абзаца письма[T 32]. Он пояснил, что и «магия», и «гоетия» могут использоваться во благо и во вред, но ни то, ни другое не является добром или злом само по себе. По мнению Толкина, использование магических способностей для контроля над свободной волей является самым большим видом зла[T 31].
Патрик Карри полагает, что «волшебство» (англ. enchantment) — это «парадигматический опыт, свойство и забота эльфов», что можно наблюдать в Ривенделле, где Фродо слушает пение эльфов[T 5], а затем в Лотлориэне[15]:
Фродо остался стоять, не в силах прийти в себя от восхищения. Ему казалось, что он сделал шаг в окно, распахнутое в давно исчезнувший мир. Он видел, что на этом мире почиет свет, для которого в его языке слов не находилось. Всё, на что падал взгляд, было чётким и словно очерченным одной линией, как будто каждую вещь задумали и создали только что, прямо на глазах; и вместе с тем каждая травинка казалась неизмеримо древней. Цвета были знакомые — золотой, белый, синий, зелёный; но все они были такими свежими, так золотились, белели, синели и зеленели, что Фродо казалось, будто он видит их впервые и только сейчас придумывает им названия — новые и достойные удивления. Зимой здесь невозможно было бы оплакивать весну или лето. Ни в чём, растущем на этой земле, не было ни болезни, ни уродства, ни изъяна: на землю Лориэна порча не проникала.[T 33]
Карри цитирует то, что он считает ключевой идеей Макса Вебера, а именно — «единство примитивного изображения мира, в котором всё было конкретной магией [выделено курсивом] и имело тенденцию к разделению на рациональное познание и покорение природы с одной стороны, и на „мистический“ опыт с другой стороны». По его мнению, «волшебство» «залечивало» этот раскол между субъективностью и объективностью, что также нашло своё отражение в философии платонизма, христианства и картезианства[15].
Исследователь Толкина Верлин Флигер[англ.] отмечала, что привлекательное волшебство эльфов могло казаться идеальным, однако не было таковым на самом деле. В своей книге «Вопрос времени» 2001 года она пишет, что в Средиземье, как и в реальной жизни, любая попытка «удержать» волшебство обречена. Так, эльфы подвергаются испытанию наблюдения за тем, как бесконечная красота Лориэна увядает, а члены Братства кольца подвергаются испытанию способности отпустить Единое кольцо. По мнению Карри, это объясняет то, что магическая сила трёх эльфийских колец также должна угаснуть после уничтожения Единого кольца[15].
Палантиры не могли создавать ложные видения, даже под влиянием воли Саурона, однако он мог использовать их для выборочной демонстрации реальных вещей, чтобы создать ложное впечатление в воображении смотрящего. В каждом из четырёх эпизодов использования палантира во «Властелине колец» смотрящий видел реальные объекты, но делал из увиденного ложные выводы. Это относится даже к самому Саурону, который увидел Пиппина в камне Сарумана и посчитал, что Единое кольцо у него, а значит и у Сарумана[16][T 34]. Саурон ввёл в заблуждение Денетора, показав ему чёрный флот, плывущий к Гондору, но утаив, что флот ведёт Арагорн, тем самым склонив наместника Гондора к самоубийству[17]. По мнению исследователя Тома Шиппи, идея Толкина заключается в том, что никто не должен пытаться узнать будущее с помощью каких-то устройств, а вместо этого должен положиться на провидение и принимать самостоятельные решения, храбро выполняя свой долг в любой ситуации[18].
Единое кольцо дарует власть своему владельцу, но постепенно склоняет его ко злу. Владение им вызывает сильную зависимость[19][20]. Том Шиппи ссылался на знаменитую цитату лорда Актона 1887 года «Власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно. Великие люди почти всегда — дурные люди» и заметил, что идея о развращающих эффектах власти была характерно модернистской и использовалась также писателями-современниками Толкина вроде Джорджа Оруэлла («Скотный двор»), Уильяма Голдинга («Повелитель мух») и Теренса Уайта («Король былого и грядущего»)[21].
Том Шиппи пишет, что в предпоследней главе «Властелина колец» есть сюжет «исполнения желаний». Мерри возвращается из Рохана с магическим рогом, который Эорл Юный, основатель Рохана, нашёл на севере в кладовых огнедышащего червя Скаты. Рог, по мнению Шиппи, «магический, но только немного»[13]: его использование исполняет сердца врагов страхом, а сердца друзей — радостью. Мерри использовал рог, чтобы «пробудить» хоббитов для очищения Шира от банд Сарумана[13]. Шиппи предположил, что Толкин желал бы сделать подобное и с Англией, но его произведения, по крайней мере, приносят радость в сердца читателей[13]. Историк Кейтлин Вон Карлос отметила, что фраза Сэма Гэмджи «Здесь, пожалуй, хуже будет, чем в Мордоре! … По-своему даже гораздо хуже! Здесь Мордор приходит прямо к тебе в дом, и попробуй-ка вытерпи это! Ведь это твой дом, и ты помнишь его совсем другим»[T 30] заключает в себе порыв ностальгии[22].