В начале карьеры снимал документальные фильмы для Commonwealth Film Unit. В 1971 году поставил короткометражную комедию Homesdale. Его первым полнометражным фильмом стала малобюджетная фантастическая лента «Автомобили, которые съели Париж» (1974), перемонтированная до неузнаваемости без участия автора и впоследствии отвергнутая им как «нечто ужасное».
Всемирное признание Уиру принесли мистические ленты «Пикник у Висячей скалы» (1975) и «Последняя волна» (1977), после которых внимание киномира едва ли не впервые оказалось прикованным к «зелёному материку». Жанр этих двух фильмов с трудом поддаётся определению. За неимением лучшего термина их нередко записывают в фильмы ужасов, хотя суть вовсе не в кошмарах, а в «незнакомых ландшафтах, необъяснимых событиях, грёзах, сновидениях и мифах, из которых рождается чувство беспокойного ожидания».[4] Про молодого режиссёра говорили, что, подобно фильмам Вернера Херцога, его работы «тяготеют к чему-то мистическому, запредельному, непознаваемому», либо «обращаются к тем героям, которые находятся на грани реального и возможного».[3]
Иносказательная телепритча «Водопроводчик» (1979) обозначила перелом в творчестве Уира. В своих интервью тех лет он говорит о том, что довольно долго исследовал сновидения и грёзы; отныне кино станет для него ремеслом, а не искусством.[5] Уир называет своей целью пробуждение у зрителя чувства изумления, ощущения, что на его глазах творится чудо.[5] Вместо упоения стилем и формой режиссёр ставит во главу угла идею, которой должно быть подчинено исполнение. В этом отношении его кумирами становятся мастера сороковых годов с их «невидимой» режиссёрской манерой.[6] На смену смелым экспериментам со звуковым сопровождением приходит использование достаточно традиционной музыки ветерана Мориса Жарра.
Австралийский период в творчестве Уира завершают исторические ленты с участием Мела Гибсона — «Галлиполи» (1981) и «Год опасной жизни» (1982). Каждая из них становилась самым масштабным проектом в истории австралийской киноиндустрии. Ощущая ограниченность возможностей для продолжения карьеры в Австралии, с начала 1980-х режиссёр всё чаще работает в США. Многие фильмы Уира, снятые в Голливуде, — и в особенности «Свидетель» (1985) и «Шоу Трумана» (1998) — получили высокую оценку критиков и удостоились престижных кинонаград, однако общепризнанным шедевром его остаётся «Пикник у Висячей скалы».
Уировское мировоззрение сформировалось в шестидесятые и носит отпечаток того времени, со свойственным ему упором на личностном противодействии властям и истеблишменту.[7] Основной темой фильмов Питера Уира часто называют «конфликт между отдельным индивидом и обществом».[8] Сам режиссёр менее категоричен:
Я знаю только про одну неотвязную тему. Меня завораживают люди в изолированных условиях. Само собой разумеющееся… долгие путешествия на кораблях, и комнаты ожидания, и лифты… безотказно захватывают меня, потому что тут люди открывают… всё то о чём не говорят вслух. Даже не столько во взаимоотношениях, сколько в подсознании. Мне по душе ситуации, в которых я могу быстро выявить всё это.
Майкл Блисс отмечает, что в основе многих фильмов Уира лежат ситуации, в которых личность главного героя испытывает острый кризис самосознания.[9] Новое знание о себе и о мире приходит к его героям не рациональным путём, а экстрасенсорно, посредством интуиции.[9] Любимый фильм Уира — «Волшебник страны Оз», и, подобно его персонажам, герои Уира неожиданно обнаруживают себя в совершенно неведомом им мире, уходящем далеко за их прежний мыслительный горизонт.
Эти новые миры могут поначалу представать в заманчивом свете, но за блестящей оболочкой нередко таится тлен.[9] Таковы скала в «Пикнике» и сиднейская канализация в «Последней волне». «Душевные сдвиги» главных героев уировских фильмов помогают и зрителям на какое-то время оторваться от инерции традиционного мышления,[9] испытав ощущение «чуда», гносеологической дезориентации, вызвать которое и стремится режиссёр своими фильмами.[5]
Фильмам Уира чужды однозначные определения реальности.[10] Один из исследователей творчества Уира приводит в связи с этим понимание драматического искусства (комедии), сформулированное Нортропом Фраем:
Движение от пистиса [веры] к гнозису [знанию], от общества под властью старожилов, привычки, обряда, взаимных обязательств и условного права к обществу юности и прагматической свободы — это, в сущности, движение от иллюзии к реальности.
