Корейское конфуцианство

Конфуцианский ритуал, проводимый в Чеджу летом 2008 года

Коре́йское конфуциа́нство (Хангук югё кор. 한국의 유교^?, 韓國儒敎^?) — разновидность конфуцианского учения, проникшего на Корейский полуостров в начале нашей эры. Для корейских интеллектуалов и политических деятелей важнейшим в учении сделалась пропаганда иерархии и способов управления, основанных на морали, что сделало возможным создание государственной бюрократии, монополизированной высшим сословием (янбаны). Философская доктрина корейской версии конфуцианства была направлена на практическую деятельность, создание идеальной этической и социальной системы, то есть конфуцианство сделалось инструментом сплочения народа вокруг правителя без гражданских войн и внутренних разногласий. В эпоху Ли существовали серьёзные доктринальные разногласия между разными направлениями корейского конфуцианства, которые не помешали вытеснению буддизма в качестве базовой интеллектуальной и философской системы корейского общества. Основной философский вопрос корейского неоконфуцианства XIII—XIX веков разворачивался вокруг природы Великого предела. В XX—XXI веках конфуцианство существует в Корее и как набор социальных практик, и как традиция, активно взаимодействующая с разными философскими и социальными доктринами. Распространено также понимание корейского конфуцианства как агностического морального подхода, который позволяет сохранять целостность сознания и психики индивида и преодолевать атомизацию современного общества^[1][2].

История

Павильон Бичондан в сеульском университете Сонгюнгван

Конфуцианство возникло в Китае на рубеже VI—V веков до н. э. и широко распространилось в эпоху Хань (III век до н. э. — III век н. э.). Неясно, когда именно это учение было завезено на Корейский полуостров, вероятно, это произошло после ханьского похода в Корею около 108 года до н. э., когда было основано китайское губернаторство Лолан (вероятно, в районе современного Пхеньяна)^[3][4]. В сочинении Самгук саги утверждается, что в 372 году в царстве Пэкче (на территории Южной Кореи) была основана высшая школа Тхэхак для обучения и воспитания молодёжи; учебными текстами служили каноны Пятикнижия. При этом в 260 году в Пэкче были учреждены чиновничьи ранги, среди которых имелась и должность распорядителя на конфуцианских церемониях. По словам С. О. Курбанова, «конфуцианство имело достаточно времени для того, чтобы стать важнейшим составным компонентом традиционной корейской культуры»^[5]. В эпоху Трёх государств каждое из корейских царств использовало конфуцианство как морально-этический образец, в том числе и для воспитания простолюдинов, но также как институциональное средство поддержания власти аристократии и политического порядка. Конфуцианские ритуалы были приняты в почитании усопших правителей. Даже буддийское монашество использовало для обучения грамотности конфуцианские тексты и использовали конфуцианские ценности в своей практике. Уже в эпоху Объединённого Силла (VII—IX века) началось соперничество конфуцианства и буддизма как ведущих государственных идеологий. В VII—IX веках многие корейские аристократы получали конфуцианское образование в китайской империи Тан и ратовали за создание в Корее системы экзаменов, установленной в 958 году (кваго). При короле Сонджоне была основана корейская конфуцианская академия Кукчагам и впервые открыты сельские школы, то есть представители провинциальной аристократии получили возможность участвовать в государственных экзаменах. В эпоху Корё (X—XIV века) в Корею проникло неоконфуцианство (корейцы выезжали в империю Сун), представители которого стали последовательно бороться с буддизмом и традиционными верованиями, с целью превращения своего учения в единственную государственную идеологию. На рубеже XIII—XIV веков в Корё складывается новая социальная прослойка аристократов-чиновников (янбанов), чьей идеологией становится неоконфуцианство^[6].

В XIV веке было основано высшее конфуцианское училище Сонгюнгван, на базе которого Чон Монджу начал борьбу с буддизмом. Неоконфуцианские учёные-чиновники поддержали смену власти в 1392 году и воцарение Ли Сонге, основавшего династию Чосон, существовавшую до 1910 года. Неоконфуцианство сделалось единственной государственной идеологией, руководством для преобразования всего общества^[7]. В эпоху Чосон государственные экзамены стали основной системой отбора государственных служащих, конфуцианские нормы стали основой административного и уголовного права. Янбаны монополизировали конфуцианскую систему образования и отбора на государственную службу, что к XVIII веку привело к созданию собственной корейской бюрократической традиции, так называемого «нормативно-конфуцианского социума». Вся система конфуцианского образования строилась на искусстве написания нормативных сочинений на китайском литературном языке. В XVI веке происходит расцвет корейского неоконфуцианства, представленного именами Ли Хвана и Ли И, тогда же возникает институт совонов — одновременно храмов предков, школ и центров конфуцианизации общественной морали. В философском отношении XVI—XVII века были отмечены борьбой представителей школ Чжу Си и Ван Янмина (последователи Ли Хвана отстаивали первичность во Вселенной первопринципа-ли, последователи Ли И — «учение о главенстве ци»), тогда как в XVIII—XIX века происходил расцвет «школы практического обучения» (сирхак). Представители школы сирхак сводили конфуцианство к фундаментальному учению о самосовершенствовании и хорошем правительстве, на основании чего создали множество трудов по государственному управлению, экономике, истории, географии, местной истории, и так далее. Яркими представителями этой волны конфуцианства являются Ли Ик и Чон Ягъён. Кризис корейской государственности XIX века вызвал разочарование в традиционных доктринах, хотя к конфуцианским ценностям обращался один из первых корейских модернизаторов Пак Ынсик, хотя он же критиковал неоконфуцианцев за неспособность конфуцианцев подстроиться под реалии современного мира^[8].

Последователи Кан Ювэя Ли Сынхи и Ли Бёнхон после утраты Кореей независимости в 1910 году основали на территории Китая «Корейскую конфуцианскую церковь», которую в 1923 году Ли Бёнхон основал на территории провинции Кёнсан-Намдо. Тем не менее, популярность конфуцианства стремительно снижалась, так как множество корейцев обвиняли старую власть в неспособности отстоять независимость страны. Лишь в 1946 году было создано Конфуцианское общество, управляющее Сонгюнгваном, и основан этот университет. Главой Конфуцианского общества стал Ким Чансук. К 1990-м годам в Корее существовали около 230 местных конфуцианских училищ хянге, связанных с Сонгюнгваном, а также несколько святилищ и школ, независимых от него. Численность конфуцианцев, зафиксированных переписью 1982 года, составляла в Республике Корея около 7 миллионов человек (по другой методике подсчёта, в десять раз меньше — около 700 тысяч), а персонал храмов и школ составлял около 12 тысяч человек. Значительная часть корейских конфуцианцев считают своё учение системой социальной этики и приносят жертвы предкам и справляют ритуалы по обычаю или по привычке^[9].

Базовые постулаты и терминология

Конфуцианство обозначалось в корейском языке терминами юхак (кит. трад. 儒學, упр. 儒学, пиньинь rúxué, палл. жусюэ — «учение образованных людей») или югё (кит. 儒敎, пиньинь rújiào, палл. жуцзяо с тем же значением), совпадающими с оригинальными китайскими. Корейские последователи конфуцианства основное внимание уделяли метафизическим вопросам и вели дискуссии о моральной психологии. Главной целью корейского конфуцианства является высветление истинной природы человека и становление совершенного мудреца (сончжин, кит. 聖人, пиньинь shèngrén, палл. шэнжэнь) путём самообразования и непрестанного нравственного самосовершенствования — самовозвышения (суги, кит. 修己, пиньинь xiūjǐ, палл. сюцзи). Конфуцианцы полагали, что человек для решения социальных и личностных проблем может полагаться только на свои силы и собственные врождённые способности, что исключало необходимость обращения к духам или божествам, что не исключало культа предков и некоторых других ритуальных практик^[2].

Корейские конфуцианцы оперировали теми же наборами канонических текстов, что и в Китае: для нужд обучения и наставления использовалось «Пятикнижие» (по-корейски Огён), а с распространением неоконфуцианства — «Четверокнижие» (Сасё). «Четверокнижие» было составлено Чжу Си в XII веке и стало как базовым учебным набором, так и философской основой корейского неоконфуцианства^[10]. В данных текстах обозначены все социальные обязательства человека, описанные в категориях Пяти отношений (орюн, кит. 五倫, пиньинь wǔlún, палл. улунь) — между правителем и подданными, отцом и сыном, старшим и младшим братьями, мужем и женой, между друзьями. Эти отношения связывались с базовыми добродетелями конфуцианства, описанными у Мэн-цзы^[2]:

…Любви между отцом и сыном, справедливости между государем и чинами, различию в обязанностях между супругами, порядку между старшими и младшими и искренности между друзьями.

— Мэн-цзы. IIIA, 4 (8). Пер. П. С. Попова в ред. В. М. Майорова.

В целом корейские конфуцианцы основывались на учении Мэн-цзы о врождённо доброй природе человека, которую можно совершенствовать, следуя «учению мудреца» (сонхак, кит. трад. 聖學, упр. 聖学, пиньинь shèngxué, палл. шэнсюэ). Важную роль в реализации учения мудреца выполняют ритуалы и связанная с ними ритуальная благопристойность (е, кит. трад. 禮, упр. 礼, пиньинь lǐ, палл. ли). Данное понятие тесно корреспондирует с социальными нормами, в которых основную маркирующую роль играет возраст и социальное положение. Король, представители знати и чиновники должны выступать как социально и морально ответственные личности, имеющие обязательства перед управляемыми ими подданными^[2]. При этом в корейской версии конфуцианства совершенно иначе, чем в Китае, понималась ценность сыновней почтительности (хё, кит. 孝, пиньинь xiào, палл. сяо). В Корее категория хё понималась максимально расширительно, как особое отношение между высшими и низшими, как в рамках семьи (старшие и младшие родственники, мужчины и женщины), так и государства (правитель/чиновник — подданные), школы (учитель — ученики), общества (старшие и младшие по возрасту)^[11]. В плане социальной реализации категория сыновней почтительности предполагает, что всё, чем обладает человек (в том числе телесный облик, жизненную силу), получено от родителей и старших вообще, поэтому следует максимально сохранять своё тело (как собственность более предков, нежели индивида), и императив максимальной реализации своего жизненного пути, дабы прославив своё имя, прославить родителей, а также заработать достаточно средств для содержания родителей в старости, проявляя тем самым благодарность, что родители дали индивиду тело и жизненную энергию^[12].

См. также

• Буддизм в Корее
• Культура Кореи
• Даосизм в Корее
• Религия в Корее

Примечания

1. Головкова, 2020, с. 84—86.
2. Cawley.
3. Chung, 2015, p. 33.
4. Кым, 2022, с. 32.
5. Курбанов, 2007, с. 23—24.
6. Chung, 2015, p. 34—36.
7. Chung, 2015, p. 37—39.
8. Chung, 2015, p. 39—45.
9. Кым, 2022, с. 42—44.
10. Chung, 2015, p. 22.
11. Курбанов, 2007, с. 10.
12. Курбанов, 2007, с. 22.

Литература

• Boot W. J. Comptes rendus: [W. T. De Bary & J. K. Habousch (eds), The Rise of Neo-Confucianism in Korea] : [фр.] // Cahiers d'Extrême-Asie. — 1991. — Vol. 6, № special: Chamanisme coréen. — P. 286—288.
• Cawley Kevin N. Korean Confucianism (англ.). The Stanford Encyclopedia of Philosophy (Winter 2021 Edition), Edward N. Zalta (ed.). Department of Philosophy, Stanford University. Дата обращения: 15 декабря 2024.
• Chung Edward Y. J. C. Korean Confucianism: Tradition and Modernity : [англ.]. — The Academy of Korean Studies Press, 2015. — 179 p. — (The Understanding Korea Series (UKS); 3). — ISBN 979-11-86178-14-0-03150.
• Muller C. The Culmination of the East Asian Buddhist-Confucian Confrontation in Korea: The Bulssi japbyeon and the Hyeonjeong non : [англ.] // Journal of Korean Buddhist seminar. — 2004. — P. 23—46. — doi:10.15054/00001179.
• The Rise of Neo-Confucianism in Korea / Edited by W. M. Theodore de Bary and Ja Hyun Kim Haboush. — New York : Columbia University Press, 1985. — xvi, 551 p. — ISBN 0231060521.
• Ro Young-chan. Confucianism: Korea // Encyclopedia of Chinese philosophy / edited by Antonio S. Cua. — New York and London : Routledge, 2003. — P. 102—107. — xxii, 1020 p. — ISBN 0-415-93913-5.
• Головкова Е. А. Становление конфуцианства как государственной идеологии в Корее // Казанский вестник молодых учёных. — 2020. — Т. 4, № 2. — С. 81—87.
• Курбанов С. О. Конфуцианский классический «Канон сыновей почтительности» в корейской трактовке : корейское восприятие универсальной категории «почтительности к родителям». — СПб. : Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 2007. — 279 с. — ISBN 978-5-288-04321-5.
• Кым Джантэ. Конфуцианство в Корее / Пер. Ко Ен Чоля и Д.Е. Мартынова. — Казань : Изд. Казанского ун-та, 2022. — 182 с. — ISBN 978-5-00130-574-3.
• Мартынов Д.Е. Корейское неоконфуцианство в западном востоковедении // Корееведение в России: направление и развитие. — 2024. — Т. 5, № 3. — С. 34—38.
• Хан Ёнъу. История Кореи: новый взгляд / Пер. с кор. под ред. М. Н. Пака. — М., 2010. — 758 с. — ISBN 978-5-02-036442-4.
• Чон Чин Сок, Чон Сон Чхоль, Ким Чхан Вон. История корейской философии / Пер. с кор. А. М. Ушкова. — М. : Прогресс, 1966. — Т. 1. — 416 с.