Ива́н Ива́нович Афана́сьев-Соловьёв (29 мая 1899 или 1899[1], Смоленск — март 1942[1], Ленинград) — советский поэт-имажинист.
Родился 29 мая 1899 года в Смоленске[2].
Служил в РККА. С 1923 года работал в хозяйственных организациях Петрограда. В 1930 году окончил Ленинградский политехнический институт, с 1929 года преподавал в том же вузе, затем в Ленинградском металлургическом институте. Позже вернулся в ЛПИ[3]. Работал экономистом Всесоюзного текстильного синдиката, старшим экономистом Государственного института по проектированию металлургических заводов, был доцентом Ленинградского машиностроительного и Ленинградского электромеханического институтов, научным сотрудником научно-исследовательского сектора Ленинградского инженерно-экономического института. Специализировался на конкретной экономике, касающейся экономии в машиностроении и металлургии[2][4].
С 1923 года был участником петроградской поэтической группы имажинистов. Входил в литературную группу «Воинствующий Орден имажинистов», где его соратниками были Семён Полоцкий, Владимир Ричиотти, Григорий Шмерельсон[3]. В целях союзничества с левыми литературными группами был «делегирован» имажинистами в группу заумников, подготовил работы об их лидере Александре Туфанове и Велимире Хлебникове. В марте 1925 года участвовал в первом вечере-выставке Мастерской по изучению поэтики, созданной при Ленинградском отделении Всероссийского союза писателей и ставшей филиалом группы заумников: Афанасьев-Соловьёв выступал с докладом о заумном языке. Впоследствии Туфанов предложил включить его в новый состав совета мастерской[5].
Выпустил три поэтических сборника. Дебютная книга «Северная поэма» вышла в Петрограде в 1923 году и 13 января 1924 года была уничтожена автором. Сборники «Завоевание Петрограда» (1924) и «Элегии» (1925) были выпущены на личные средства автора. Также публиковался в коллективных сборниках петроградских имажинистов «В кибитке вдохновения», «Ровесники». Участвовал в литературных вечерах с поэтическими чтениями, которые организовывали ленинградские имажинисты. Также стихи Афанасьева-Соловьёва выходили в московском журнале имажинистов «Гостиница для путешествующих в прекрасном»[3].
В 1925 году был принят в Ленинградское отделение Всероссийского союза поэтов, но в 1927 году его исключили за неуплату взносов и неактивность[4]. Со временем Афанасьев-Соловьёв отошёл от литературной деятельности.
Жил в Ленинграде по адресу: ул. Салтыкова-Щедрина, д. 8, кв. 61[3].
В 1938 году был арестован по делу ленинградских писателей, до 1939 года находился в заключении. В некоторых публикациях указано, что он был расстрелян[3]. Этот вариант биографии не подтверждается архивной информацией[6].
Умер в марте 1942 года в блокадном Ленинграде. Место захоронения неизвестно[3][7].
Афанасьев-Соловьёв широко использовал свободный стих без рифмовки. В соответствии с эстетикой имажинизма главную роль в его поэзии занимает образ, а не метрика и рифма.
Исследователь Александр Кобринский отмечает в творчестве Афанасьева-Соловьёва типичную для ленинградских имажинистов подчёркнутую урбанистичность. В его поэзии часто встречается мотив камня и окаменения, который в дальнейшем становится основой индивидуального поэтического мира. Кобринский предполагает, что влияние на поэтику Афанасьева-Соловьёва оказали стихи Осипа Мандельштама. Это, по его мнению, заметно уже в сборнике «Элегии»[5].
Современники неоднозначно оценивали уровень творчества Афанасьева-Соловьёва. Так, поэт Всеволод Рождественский полагал, что его стихи отмечены «хотя и бледным, но всё же дарованием». Писательница и поэтесса Елизавета Полонская, напротив, называла его произведения словоблудием и считала их безнадёжными[4].
Александр Кобринский отмечает, что Афанасьев-Соловьёв не сделал самостоятельного вклада в поэтику имажинизма: он полагает, что «поэт оставался имажинистским „подмастерьем“, не пошедшим дальше ученичества»[5].
Писатель Захар Прилепин, говоря о сборнике «В кибитке вдохновения», называет Афанасьева-Соловьёва эпигоном лидера имажинистов Анатолия Мариенгофа, приводя пример стихотворения, в котором у него «всё от Анатолия Борисовича»[8]:
Золотым килем прорезывает солнцеПенящуюся глубину.Эти строки, как через сито, цедитНовая жёсткая любовь.Эй, головы клоните ниже,Город кротко собакой лижетНаши новью прорастающие следы.
Прилепин отмечает, что Афанасьев-Соловьёв не достиг уровня поэтического мастерства Мариенгофа. По его мнению, он «вовсе, кажется, не понимает, что Мариенгоф как раз рифмует изощрённо»[8].