В 16 лет Борис сбежал из дома и вступил в Красную армию. Год сражался с басмачами под командованием Александра Стриженова — отца Олега и Глеба Стриженовых[6]. В конце концов вскрылось, что он прибавил себе лет, чтобы вступить в армию, после чего он был уволен и вынужден был вернуться домой[7].
В 1922—1924 годах обучался в 4-й Студии МХАТ у Николая Демидова. С 1924 года служил во МХАТе. Творческую манеру артиста отличали мощный темперамент, уверенная лепка образов, яркая театральность. Всегда сам делал себе грим[7].
Первые же работы — князь Шаховской и Андрей Шуйский в «Царе Фёдоре Иоанновиче» Алексея Толстого, Бондезен в спектакле «У врат царства» по Кнуту Гамсуну, Аполлос в «Унтиловске» Леонида Леонова — выдвинули его в число ярких представителей молодого, послеоктябрьского поколения артистов МХАТа.
В дальнейшем играл роли, пронизанные мажорным, праздничным ощущением действительности (Кимбаев в «Страхе» Александра Афиногенова и Швандя в «Любовь Яровая» Константина Тренёва) и роли открытого сатирического звучания, выполненные с редким богатством и сочностью красок, с захватывающим комедийным темпераментом (кавалер Риппафрата в «Хозяйке гостиницы» и Ноздрёва в «Мёртвых душах»). Он создавал образы, отмеченные лиризмом (Чацкий в «Горе от ума»), и роли, сочетающие в себе романтику и широту чувства с подробной бытовой достоверностью (Кудряш в «Грозе» и Рыбаков в «Кремлёвских курантах»).
В роли Солёного («Три сестры») пародийная острота внешнего рисунка парадоксально сочеталась у актёра с затаённым и глубоким лиризмом. Всё его последующее творчество было пронизано стремлением к философскому осмыслению действительности, к созданию крупных противоречивых характеров, возникающих на сломе двух эпох (таких как Забелин в «Кремлёвских курантах», Егор Булычов в «Егор Булычов и другие»), либо образов людей, трагически осознающих невозможность обретения нравственного идеала — таких как Дмитрий Карамазов в «Братьях Карамазовых»[источник?].
С этими творческими исканиями связаны и его режиссёрские работы 1950—1960-х годов: «Егор Булычов и другие» и «Чайка».
Когда по радио объявили о начале Великой Отечественной войны, Ливанов позвонил театральному руководству и сообщил, что уходит добровольцем на фронт. В ответ ему сказали, что по распоряжению И. В. Сталина члены МХАТа, Большого и Малого театров не подлежат мобилизации. Семья Ливанова была эвакуирована, однако сам он оставался в городе на протяжении всей Битвы за Москву и каждый день ездил с концертами по частям, державшим оборону. Затем труппа театра была эвакуирована в Саратов[4].
Многие отмечали остроумие Ливанова. На банкете первых лауреатов Сталинской премии Сталин целый час беседовал с ним. Затем подвёл к столу, поднял тост и спросил: «Борис Николаевич, почему вы, такой мыслящий артист, — и не в Партии?». На что Ливанов, не задумываясь, ответил: «Товарищ Сталин, я очень люблю свои недостатки». Сталин расхохотался в голос[6]. Ливанов же так и оставался беспартийным до конца дней.
По словам Василия Ливанова, его отец обожал рисовать и оставил после себя тысячи рисунков. Особенно любил шаржированные портреты на актёров, родственников и всех, кто его окружал. Он настолько преуспел в этом, что знаменитые Кукрыниксы звали его в свой коллектив четвёртым, на что Ливанов шутя возражал: «Если я к вам присоединюсь, то как же мы будем называться? Кукрыниксыли?»[4][6].
Тяжело переживал смену руководства и художественных принципов МХАТа после прихода Олега Ефремова: «Я никогда не мечтал работать в театре „Современник“, тем более в его филиале»[4]. Все последовавшие два года он просто не ходил в театр[7].
четыре ордена Трудового Красного Знамени (03.05.1937) — за выдающиеся заслуги в деле развития русского театрального искусства, 26.10.1948, 16.6.1954, 1971)
В Москве, на доме, где актёр жил с 1938 года (улица Горького, ныне — улица Тверская, 6), установлена мемориальная доска.
Документальный телефильм «Борис Ливанов» (2003) из цикла телепрограмм канала ОРТ «Чтобы помнили»; Документальный телефильм «Борис Ливанов» (2005) из цикла передач телеканала ДТВ «Как уходили кумиры»).