Симфония № 12 g-moll, op. 35 — трёхчастное сочинение русского композитора Н. Я. Мясковского для оркестра тройного состава (четыре валторны, без контрафагота), завершённое в 1932 году. Произведение сочинялось по заказу Музгиза и до премьеры имело программное название «К XV-летию Октябрьской революции», которое композитор впоследствии снял ввиду несоответствия собственному замыслу. Бытующее среди биографов, музыкантов и слушателей название «Колхозная» не было авторским программным, а введено музыковедом Г. Н. Хубовым.
В одном из писем А. А. Иконникову Н. Я. Мясковский писал о склонности к парному сочинению симфоний — либо одна вслед за другой, либо одна внутри другой. В то время как 10-я, 15-я, 16-я и 19-я симфонии стоят особняком (не парные), среди парных психологически менее густая 12-я симфония создавалась во время написания более густой 11-й (эскизы обеих сочинены за полтора месяца), так же 7-я писалась в середине более густой 6-й, а 18-я — внутри 17-й симфонии[1].
Летом 1931 года М. В. Коваль предложил Н. Я. Мясковскому тему новой симфонии о переменах жизни в деревне, связанных с коллективизацией после Октябрьской революции. Предложенная тема была созвучна внутренним устремлениям композитора. Мясковский принял заказ «Музгиза» и подписал контракт. К исполнению задания приступил в сентябре, когда также создавался основной материал Одиннадцатой симфонии. Первые две части Двенадцатой симфонии были сочинены легко и без особого напряжения, но при создании финала начал ощущаться недостаток материала — работа, которую следовало закончить в указанный в контракте срок, застопорилась. По признанию композитора, осуществление слишком масштабной задачи оказалось не под силу. Одной из причин выявилась неспособность Мясковского сочинять по заказу в условиях ограничения временными рамками контракта.
Н. Я. Мясковский окончил написание Двенадцатой симфонии 12 декабря 1931 года[6], оркестровка была завершена 31 января 1932 года[7]. 18 августа на Николиной горе композитор откорректировал сочинение[8]. Партитурное переложение симфонии, сделанное Д. Б. Кабалевским для фортепиано в 4 руки, было впервые опубликовано в 1932 году нотоиздательством «Музгиз»; другие переложения были сделаны В. В. Держановским для малого оркестра (одночастное) и П. А. Ламмом для 2-х фортепиано в 8 рук[7].
В апреле 1932 года Мясковский писал Прокофьеву: «Симфонии мои получились не так плохо, как мне казалось. «Октябрьская» — 12-я, конечно, несколько банальна, но иначе и быть не могло, когда ищешь и знаешь наверно, что еще не находишь искомое»[9]. Также в апреле того же года, за два месяца до премьеры симфонии, композитор писал Б. В. Асафьеву, что в музыкальном отношении расценивает 12-ю симфонию как своего рода компромисс, и внутренне стыдится сочинения, как в свое время 5-й симфонии[10]. 9 апреля того же года Асафьев писал в ответ, что компромисс в этом случае «неверное слово», а Двенадцатую симфонию следует воспринимать как «неизбежный этап», а «11-я моему психическому я дороже»[11] и сообщал Прокофьеву, что Мясковский «музыку пишет хорошую, светлую и бодрую»[12].
Мясковский посвятил Двенадцатую симфонию XV годовщине Великой Октябрьской социалистической революции[13], но после её премьеры снял программное название, указав причину в письме Прокофьеву: «получилось не совсем то, что я хотел»[14]. Как писала Е. С. Власова, распространённое название «Колхозная» не принадлежит автору и не является программным — его позже ввёл музыковед Г. Н. Хубов[15].
Выражение «получилось не совсем то, что я хотел» почти дословно приведено в письме Ковалю от 16 января 1932 года[16] и позднее в «Автобиографических заметках» 1936 года, когда Мясковский писал следующее:
Когда раздались первые призывы к коллективизации крестьянского земледелия, меня чрезвычайно увлекла эта идея, казавшаяся мне особенно революционной по своим последствиям. Однажды М. В. Коваль на одном из заседаний в Музгизе намекнул мне на связанную с этим тему для сочинения — «посев»; у меня почти немедленно возникли музыкальные образы и план какой-то симфонии о деревне, рисующей последнюю в стадиях — до, во время борьбы за новый быт и уже новой. Осенью 1931 г. я уже принялся за выполнение своего замысла, но сперва успел написать 11-ю симфонию, где дал выход кое-каким настроениям более субъективного содержания.
12-я симфония вышла не совсем так, как я хотел; кое в чем она получилась схематичной, хотя в связи с содержанием формальные схемы были мной нарушены, а главное — мне не удалось найти язык и формы для последней части, и она только внешне выражает мой замысел, но внутренне недостаточно убедительно.
В Двенадцатой симфонии Мясковский отошёл от им же разработанной последовательности трехчастной структуры симфонии в русской советской музыке[18], когда вместо аллегро — анданте — аллегро использован иной порядок частей:
По мнению А. А. Иконникова, в отходе от обычной последовательности частей, как и в случае Двадцать пятой симфонии, композитор пытался наиболее убедительно воплотить замысел сочинения, чего, по словам композитора, достичь не удалось[17]. Помимо этого в финалах как Двадцать пятой, так и Двенадцатой симфоний звучат реминисценции тем их первых частей[19]. Эпизод 2-й части основан на мелодии якутской песни[20][21][К 2]. Длительность произведения незначительно варьируется от около 33 минут в исполнении под управлением Евгения Светланова до 34 минут под управлением Роберта Станковского.
Самооценки и оценки
Кроме вышеуказанных источников самооценки сочинения ещё одним является письмо Мясковского Ковалю, датированное 16 января 1932 года, в котором композитор сообщал о своих чудовищных усилиях в мучительных поисках воплощения замысла, о том, что работа поглотила и даже несколько подавила его, но всё же он не справился с задачей так, как этого хотелось самому. Композитор не ощущал ошибки в направлении поисков и понимал идею сочинения в отражении роли Октябрьской революции, с которой начинается новая жизненная эра, но «К сожалению, тема оказалась выше моих сил». В наименьшей мере Мясковский был удовлетворён финалом[22].
В связи с этим Т. Н. Ливанова писала: «Понятно, что именно последняя часть симфонии, призванная раскрыть облик новой колхозной деревни, менее всего удовлетворила автора: он не мог, не сумел овладеть сразу новой тематикой, связать свои темы, свое симфоническое мышление с новыми явлениями действительности. Его намерения оказались гораздо более интересными и значительными, нежели их воплощение. Но иначе, по-видимому, и не могло быть: прошло еще немало времени, пока в советском симфонизме убедительно зазвучала большая современная тема»[23].
После первого прослушивания Д. Б. Кабалевский разделил общее мнение о Двенадцатой симфонии, как о значительном произведении, но также заметил и ряд серьёзных недостатков, обусловленных противоречием «между привычной для Мясковского сонатно-симфонической формой и творчески еще не освоенным им новым содержанием»[24]. Кабалевский написал рецензию и перед публикацией показал её Мясковскому, согласившемуся почти со всеми критическими замечаниями о сочинении. После публикации статьи в газете «Советское искусство»[25] между учителем и его бывшим учеником установились более доверительные отношения, и в знак благодарности Кабалевский сделал переложение симфонии для фортепиано в 4 руки, изданное «Музгизом»[26].
Прокофьев весьма интересовался первым исполнением Двенадцатой симфонии в Москве, но присутствовавшие на премьере музыканты ничего не писали ему об этом. Из прочитанной статьи Кабалевского в газете «Советское искусство»[25] Прокофьев сделал вывод, «что вещь значительная и чрезвычайно ясно изложенная»[27]. Ни в опубликованном «Дневнике» Прокофьева, ни в изданной переписке с Мясковским нет его отзыва о первом исполнении симфонии в Чикаго, на котором он должен был присутствовать, так как привёз дирижёру её партитуру, хотя Мясковский благодарил младшего коллегу за высланную ему рецензию о чикагской премьере.
В начале 1934 года Мясковский писал Прокофьеву о пустозвонстве и тривиальности приемов финала Двенадцатой симфонии, оценив своё произведение как провал: «Я немного фаталист и смотрю на свое композиторство скорей как на какую-то неизбежность, нежели как на боевое поприще. Конечно, меня огорчают такие провалы, как 14-я симфония (да и 12-я, по правде говоря), но скорей как какой-то антиморальный проступок перед самим собой, нежели в плане успеха, неуспеха, признания и т. д.»[28].
Пролетарская симфония о коллективизации у Мясковского не получилась. Тем не менее, А. А. Иконников считал Двенадцатую симфонию «значительным событием нового, важного творческого этапа в жизни Мясковского и, скажем шире, в жизни советской симфонии»[29]. По мнению Е. С. Власовой, для созданной в разгул рапмовской диктатуры Двенадцатой симфонии не подходит распространённое и воспринимаемое программным название «Колхозная», поскольку вопреки ему слышится музыка, как писали Ильф и Петров, «душевно опустошенная и что-то скрывающая»[15].
Исполнения
1932
1 июня — первое исполнение в Москве под управлением Альберта Коутса[7]
Власова Е. С. 1948 год в советской музыке. — М.: Классика — XXI, 2010. — 456 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-89817-323-4.
Иконников А. А. Художник наших дней Н. Я. Мясковский. — Изд. 2-е доп. и перераб.. — М.: Советский композитор, 1982. — 448 с. — 10 000 экз. (1-е издание 1966)
Келдыш Ю. В. 12-я симфония Мясковского и некоторые проблемы советского симфонизма. — Советская музыка, 1934, № 2, с. 8—23.
Ливанова Т. Н. Н. Я. Мясковский. Творческий путь. — М.: Музгиз, 1953. — 408 с. — 5500 экз.
Н. Я. Мясковский. Статьи. Письма. Воспоминания : в 2 т. / Мясковский Н. Я. ; Ред., сост. и примеч. С. И. Шлифштейна. — 1-е изд. — М. : Советский композитор, 1959. — Т. 1. — 360 с. — 1450 экз.
Н. Я. Мясковский. Статьи. Письма. Воспоминания : в 2 т. / Мясковский Н. Я. ; Ред., сост. и примеч. С. И. Шлифштейна. — 1-е изд. — М. : Советский композитор, 1960. — Т. 2. — 590 с. — 1450 экз.
С. С. Прокофьев, Н. Я. Мясковский. Переписка / Вступ. статья Д. Б. Кабалевского; сост. и подг. текста М. Г. Козловой и Н. Р. Яценко; комм. В. Л. Киселёва; предисл. и указатели М. Г. Козловой. — М.: Советский композитор, 1977. — 600 с.
Черёмухин М. М. Н. Я. Мясковский и его 12-я симфония. — Советская музыка, 1933, № 3, с. 100—106.
