Константин Митрейкин родился 25 декабря 1905 года в городе Симбирск (сейчас Ульяновск).
Заниматься поэтическим творчеством начал в Ульяновске. Входил в местную литературную группу «Стрежень», которая была филиалом базировавшегося в Москве всесоюзного объединения рабоче-крестьянских писателей «Перевал»[1].
В 1928 году выпустил в Ульяновске первый сборник «Бронза», в который вошли 16 стихотворений[1]. Провинциальное издание заметили в Москве: о сборнике писали журналы «Новый мир» и «Октябрь»[2].
В начале 1930-х годов выпустил три сборника: «Я разбиваю себя» (1931), «Боевая лирика» (1931), «Штурм неба» (1934), а также поэму «УКК» (1932). Публиковался в «Литературной газете»[1][3].
По воспоминаниям поэта Ярослава Смелякова, знавшего Митрейкина с мая 1934 года, в последние месяцы жизни он высказывал недовольство окружающей его обстановкой, заявляя, что «его психика перевернулась настолько, что в дальнейшем он не может работать»[4].
Застрелился 6 августа 1934 года в Москве. Кремирован, прах захоронен в колумбарии Нового Донского кладбища в Москве[1][5].
Стихи первого сборника «Бронза» отмечены влиянием модернистской поэзии — в первую очередь конструктивиста Ильи Сельвинского, а также Николая Асеева и Бориса Пастернака[1].
Поэзия Митрейкина начала 30-х годов отмечена влиянием конструктивизма. Митрейкин, будучи на стороне Литературного центра конструктивистов, активно участвовал в поэтической полемике с ЛЕФом (в частности, с Владимиром Маяковским) и имажинистами. Так, стихотворение «Анекдот с примечаниями» (1929) иронически переосмысливает произведение Вадима Шершеневича «Принцип басни» (1919)[6]. В стихотворении «Ночные рыцари», посвящённом ассенизаторам, Митрейкин пародийно переосмысливает образы поэзии Маяковского и отчасти Пастернака[7]. Однако в течение 1931 года в творческой идеологии Митрейкина происходят заметные перемены: одновременно со сборником «Я разбиваю себя» выходит поэма «Во весь голос» (так же называлась последняя поэма Маяковского), в которой он вступает в полемику с Сельвинским, фактически отказываясь от принципов конструктивизма. Он иронизирует над заявлением лидера конструктивистов, объявившего свою жизнь каталогом сложных ошибок[8]:
После этого Митрейкин фактически становится на позицию партийной поэзии, близкую к Маяковскому.
Я выдвигаю встречный план,
Вслепую не хочу ползать!
Возьми, партия, мой талант,
Возьми его! Используй!
Обложка последнего сборника Константина Митрейкина «Штурм неба»
Сборник 1931 года «Боевая лирика» отмечен предощущением близкой войны. В сборнике 1934 года «Штурм неба», который стал последним для поэта, отмечается отход от эстетики конструктивизма в сторону более традиционной поэтики. Тем не менее стремление к экспериментам Митрейкин не оставил: например, в сборник вошло стихотворение «Памятник Марксу», написанное белым стихом[1].
Критика
Произведения конструктивистского периода в творчестве Митрейкина неоднократно были удостоены негативных отзывов. В частности, в поэме «УКК» отмечали излишнюю сухость, пренебрежение к человеческой личности, чрезмерное пристрастие к цифрам[1].
Владимир Маяковский в рамках противостояния с Литературным центром конструктивистов иронически упомянул Митрейкина в поэме «Во весь голос», намекнув на его поэтическую заурядность: «Кто стихами льёт из лейки, // кто кропит, / набравши в рот — // кудреватые Митрейки, // мудреватые Кудрейки — кто их к чёрту разберёт!» В то же время литературовед Светлана Коваленко предполагала, что использованный Маяковским в той же поэме образ поэта как «ассенизатора и водовоза» создан под влиянием стихотворения Митрейкина «Ночные рыцари»[9], которое, как добавляет исследователь Леонид Кацис, представляет собой череду издевательски переосмысленных образов поэзии Маяковского[10].
Фраза Маяковского во многом предопределила дальнейшее пренебрежительное восприятие Митрейкина. Так, даже 37 лет спустя писатель Вениамин Каверин использовал эту фразу, высказывая мнение, что за читательским требованием простоты выражения в поэзии «вырисовывается фигура мещанина, любителя „кудреватых митреек“»[11]. На эти слова отозвался Илья Сельвинский, вставший на защиту Митрейкина:
К сожалению, очень жестоко отнёсся автор к поэту К. Митрейкину, о котором, очевидно, не имеет понятия. <...> Митрейкин был влюблён в Маяковского и многое от него воспринял. Владимир Владимирович же, видимо, ничего не знал об этом поэте, а задел его (в поэме «Во весь голос») потому, что полемизировал с моей статьёй «Поэзия а-жур», в которой я упомянул имя К. Митрейкина с именем Кудрейко[12]. Маяковский пошёл за каламбуром… Острословие любого поэта, даже если он велик, не стоит использовать понапрасну. Константин Митрейкин был писатель из народа, чрезвычайно далёкий от эстетства, с одной стороны, и упрощенчества — с другой[13].
Тем не менее независимо от Маяковского скептически высказался о творчестве Митрейкина поэт и писатель Варлам Шаламов:
Мы хотели знать, как пишутся стихи, кто их имеет право писать и кто не имеет. Мы хотели знать, стоят ли поэты своих собственных стихов, хотели понять тот удивительный феномен, когда плохой человек пишет стихи, пронизанные высоким благородством. И чтобы нам объяснили — для чего нужны стихи в жизни. И будут ли в завтрашнем дне?
А вместо этого нас угощали ритмами Митрейкина, восходящими к интонациям Гёте[14].
По мнению исследователя Леонида Кациса, Митрейкин был вполне удачливым поэтом.
Не так уж мало книг вышло у него за недолгую в принципе творческую жизнь. Но невесёлая история той страны, которой он хотел служить «не по службе, а по душе», сломала и его, реализовав прямой смысл слов Маяковского — «работа адовая будет сделана и делается уже»[15].
По мнению поэта Евгения Евтушенко, у Митрейкина «остались нераскрытые возможности»[16].
Библиография
Бронза. Ульяновск: Стрежень. Отделение Всесоюз. объедин. раб.-крест. писателей «Перевал», 1928.
