Аз же отгоним бываю сего света,
лишаются дние мои и кончаютца лета,
Ерихона животнаго стены разрушаются,
шумения гласящих труб на торжищи приближаются.
К сим же и два мелющия преставают,
а друзи и искренний дале отставают,
рыдающий бо на торжищи расходятся,
а царица от места своего яко пленница изводится.
Мгла уже прочее обтече повсюды,
а животныя исторгаются уды.
Ныне убо, видяще мя, удалишася друзи,
часто летающая же нападоша мнози прузи.
Уже и тебе лишихся, искренняго моего,
к нему же имех упование всегда много.
От скорби же сея утешителя не имею разве Христа,
всех бо он исцелитель, ты же мене удалися, благая
верста.
Аще и многих у себе друзей присных имею,
точна же тя како имети кого довлею?
Еще и малым чем тобою отраду себе улучю,
в день помраченный света видети получю.
Ей, обща трапеза и общий покой нам да будут,
и никоторому дурну нравы наши причастны да не будут.
И порутчика в том вседержителя представлю,
что слова своего выстинне николи не преставлю.
Аще ли мыслию своею тебе возмнится,
что клятва моя преступна к тебе учинится,-
бог таковым паче всех мститель,
горши бо и самых убийц таковый злотворитель.
Клятвы ради преступления и гордости мнози цари
погибоша,
даже и фригийския претвердыя стены падоша,
а от прочих ли кто в твердости без порухи будет,
ей, без наказания от бога таковый не пребудет.
Хранити ж вся неложно обещаваю,
аще что от тебе приимоваю,
и ныне молю твою к себе благость,
лукава да не будет твоя правость.
