После успеха кинофильма «Городской ковбой», ночные клубы променяли зеркальные диско-шары на механических быков[5]. Место самого диско в их репертуаре заняли мелодии вроде «Cotton-Eyed Joe»[4]. Танцам в стиле тустеп / лайн-дэнс под эту композицию бары посвящали целые вечера[6]. Также её часто записывали артисты и в итоге она послужила для нового тренда своеобразным лейтмотивом[7]. Сапоги, синие джинсы и ковбойские наряды в то время превратились в последний писк моды[4]. Популярность фильма обеспечила прорыв в карьерах снявшихся и прозвучавших в нём исполнителей Мики Гилли и Джонни Ли, породив в США общенациональный ажиотаж вокруг музыки кантри[4]. Саундтрек картины, включавший помимо работ Гилли, Ли и Чарли Дэниелса песни рок-музыкантов с кантри-влияниями (таких как The Eagles, Линда Ронстадт и Бонни Рэйтт), стал платиновым, а сольная пластинка Ли под названием Lookin’ for Love (1980) получила золотой статус[4]. На Мьюзик-Роу решили удовлетворить этот неожиданный спрос и создать кантри-звучание, привлекательное для самой широкой публики[8].
Пик
Результатом популярности фильма стал почти полный отказ кантри-индустрии от южных, рабочих и сельских традиций жанра в пользу исполнителей, пригодных для поп-формата Adult Contemporary — Джейни Фрики, Сильвии, Рэйзи Бейли, Эрла Томаса Конли, Ти Джи Шеппарда и других восходящих звёзд того времени[4]. В итоге последовала серия однотипных релизов, копировавших танцевальное и ориентированное на горожан звучание саундтрека картины, также получивших обобщённое название «городской ковбой»[9]. Все перечисленные музыканты сумели тогда выпустить синглы № 1, а у Сильвии и Фрики была короткая череда золотых и платиновых альбомов[4]. Такие артисты как Кенни Роджерс, Долли Партон, Барбара Мандрелл и Кристал Гейл на волне свежего тренда в начале 1980-х годов тоже смогли записать крупные хиты[3].
Популярность новой стилистики обеспечила музыке кантри период наибольшего на тот момент кросс-жанрового успеха[9]. Её продажи в 1980 году по сравнению с 1979-м подскочили на 24 %[3]. Доля на рынке выросла с 10 % в конце 1970-х годов до 15 % к 1982 году[6]. Вдобавок тренд «городского ковбоя» возродил в мейнстриме кантри моду на одежду в стиле вестерн[10]. В отличие от возникшего позднее скромного и элегантного имиджа новых традиционалистов, в этих нарядах преобладал полиэстер и образ нацеленный на массовую аудиторию по аналогии с фильмом[10]. Параллельно «городской ковбой» породил очередные дебаты о том, ведёт ли стремление музыки кантри к широкой популярности, особенно за счёт добавления элементов диско и прочих современных течений, к потере её уникальности[11].
Закат
Успех «городского ковбоя» оказался скоротечным[12]. Выродившись со временем в неудачный гибрид, который не был ни добротным кантри, ни качественной поп-музыкой, он в итоге не удовлетворял поклонников ни того, ни другого[4]. Случайная публика, которая бросала новые тренды столь же быстро как и подхватывала, тоже схлынула по мере перенасыщения рынка[5]. К 1983 году продажи кантри вернулись на уровень конца 1970-х, а ещё через пару лет журнал Variety на своей обложке уже констатировал их обвал, написав, что «городскому ковбою» точно пришёл конец[4]. Аналогичные материалы опубликовали издания The New York Times и The Times, и многие заговорили о крахе всей кантри-индустрии[5]. Последняя однако вышла из положения, устремившись в совершенно иную сторону — к середине 1980-х годов на смену «городскому ковбою» развилось движение новых традиционалистов во главе с такими артистами как Рики Скэггс, Джордж Стрейт и Рэнди Трэвис[4].