Обе стороны переживали крайне трудные времена — междоусобная война шла и в Золотой Орде, и в Московской Руси. В 1437 году ордынский хан Улу-Мухаммед был побеждён своими противниками и, будучи вынужден искать себе пристанище, появился с войском под городом Белёвом, что в верховьях Оки, и соорудил там ледяную крепость. Желая договориться с великим князем московским, Улу-Мухаммед запретил грабить русские земли. В поисках добычи татары промышляли в землях Великого княжества Литовского[1].
По сообщениям летописей русское войско числом значительно превосходило татарское, однако их численность не указывают. Впервые о численности войск сообщил казанский летописец[3]:
«И послал он на царя своего брата, князя Дмитрия Галицкого, по прозвищу Шемяка, и с ним послал 20 000 вооружённого войска, и обоих князей тверских послал, а с ними по 10 000 войска — и всех воинов было 40 000, чтобы они, пойдя на царя, отогнали его от границ Русской земли».
Мнение многих историков сходится в том, что численность русского войска под Белёвом значительно превышала татарское. Однако число 40 тыс. человек, приводимое в «Казанской истории», считают чрезмерно завышенным[4][5]. Реальное же количество воинов, участвовавших в сражении, осталось неизвестным[6].
А. Г. Бахтин отмечал, что «когда дело касается цифровых данных, доверять Казанскому летописцу стоит не всегда, он часто их преувеличивал, нередко даже в десять раз». И в данном случае А. Г. Бахтин обратил внимание на несоразмерность представления русского войска в Белёвской и Суздальской битвах: в первой — 40 тыс., а во второй — 1,5 тыс. И это при том, что под Суздалем русское войско (или скорее отряд) находилось под командованием самого великого князя московского. Исходя из того, что «Казанская история» писалась в то время, когда Иван IV Грозный вёл жёсткую борьбу с боярской оппозицией и в годы создания опричнины (1564—1565), А. Г. Бахтин предположил, что её автор намеренно завысил численность русских войск под Белёвом, чтобы «усилить впечатление» и показать к чему приводят «несогласованность в действиях и отсутствие единоначалия»[4].
Татарские
Ряд исследователей согласны с оценкой Казанского летописца, относительно численности татарского войска в 3 тыс. человек[2][7][6]. По мнению Д. М. Исхакова, «группа хана Улуг-Мухаммета» накануне занятия в 1438 году Казани насчитывала 3—3,5 тыс. воинов, а с членами семей до 10 тыс. человек[8].
Однако, ряд историков считает, что численность татарского войска (3 тыс. человек), указанная в «Казанской истории», явно занижена. По мнению М. Г. Сафаргалиева, с таким числом воинов Улу-Мухаммед не мог рассчитывать на победу московской рати, которая по словам того же летописца, насчитывала 40 тысяч человек, и у хана должно было быть гораздо большее число воинов[9]. В. Д. Дмитриев также указывает, что у изгнанного из Золотой Орды хана Улу-Мухаммеда в 1438 году было войско численностью «не менее 40 тысяч татарских воинов»[10].
По мнению Р. Г. Фахрутдинова и Ф. А. Рашитова, — «армия золото-ордынского хана даже в период распада государства, когда от него ушли многие военачальники и часть войска, никак не могла быть столь мизерной». Они также считают, что победить 40-тысячное московское войско с отрядом в 3 тыс. воинов было просто невозможно, как и разгромить с таким отрядом в 1445 году московское войско под Суздалем, и при этом взять в плен самого великого князя Василия II. По их мнению, под Белёвом войско Улу-Мухаммеда было «едва ли меньше» московской рати. Используя принятый в историко-этнографической науке метод подсчёта кочевого населения от численности войска, согласно которому на одного воина приходилось четыре члена его семьи (старики, женщины, дети и др.), исследователи пришли к выводу, что население «улу-мухаммедовской орды» доходило до 200 тыс. человек, то есть численность, которая и могла сыграть значительную роль в окончательном формировании народности казанских татар[11][12].
Однако, по мнению А. Г. Бахтина — «у Улуг-Мухаммеда не могло быть 40 000 воинов ни в Белёве, ни позднее» (согласно летописям, в 1445 году под Суздалем его войско насчитывало 3,5 тыс. человек). Он отмечает, что в том случае следует вспомнить, что «загнанная в угол кошка превращается в тигра». Скорее всего, именно в такой ситуации и «оказался Улуг-Мухаммед со своими людьми, запёртыми в Белёве». С одной стороны на них надвигалось большое войско, а с другой была «холодная продуваемая ветрами голодная степь», и к тому же принадлежавшая его противникам — ханам Кичи-Мухаммеду и Сайид-Ахмаду. По словам того же Казанского летописца, Улу-Мухаммед устремился на русскую рать «отчаявшись остаться живым и больше надеясь на Бога и на свою правоту, нежели на силу и на своих немногочисленных ратников»[3]. При этом А. Г. Бахтин отмечает, что в истории подобных примеров не мало, когда малочисленное, но хорошо организованное войско одерживает победу над многочисленным, но разобщённым и дезорганизованным противником, которого на тот момент и представляла русская рать[4].
Битва
Утром 3 декабря 1437 года русское войско подошло к Белёву. По сообщению летописей, татарский «царь убоявся, видев многое множество полков русских, начат даватися во всю волю князем русским». Русские же князья и воеводы, в свою очередь, «видевши своих вой множество, а сих худо недостаточьство и разгордешася… не послуша царевых речей»[1].
4 декабря
Утром 4 декабря русские полки, построившись, направились к ледяной крепости. Татары вышли им навстречу «и бысть им бой силен». Русские смяли татар и загнали их в крепость[13]. Последние понесли большие потери. Среди прочих погибли один из зятьёв Улу-Мухаммеда и много татарских князей. Однако в дальнейших действиях русских сказалась полная несогласованность. Воеводы Пётр Кузьминский и Семён Волынец, увлёкшись преследованием, ворвались в крепость. С частью рати им удалось пробиться до центра, однако их не поддержали другие полки, «прочии вои от града возвратишася». В результате они были окружены татарами и все перебиты[14][1][15].
Предположительно разногласия в стан русских внёс мценский воевода Григорий Протасьев, который лично был знаком с Улу-Мухаммедом. В 1430 году тот отпустил его из Орды, после того как Протасьева на переговорах вероломно схватил ордынский князь Айдар. Протасьев заявил князьям и воеводам, что «князь великий прислал ко мне, битися со царём не велел, а велел миритися, а полки распустити». Поскольку в русском войске не было единоначалия, многие князья и воеводы действовали на своё усмотрение. Одни выступали за решительные военные действия, другие склонялись к решению дела миром[1]. В частности, в мирных отношениях Улу-Мухаммеда с великим князем Василием II не были заинтересованы князья Дмитрий Шемяка и Дмитрий Красный, — сыновья князя Юрия Дмитриевича, которому в 1432 году Улу-Мухаммед отказал в выдаче ярлыка в пользу соперника Юрия — Василия Васильевича[16][17][18][15].
Софийская II и Архангелогородская летописи указывали на предательство Григория Протасьева, который в ночь на 5 декабря послал к Улу-Мухаммеду лазутчика с предложением «на утре» атаковать русский лагерь[19][20][1].
5 декабря
Утром 5 декабря, с целью оттянуть время и усыпить бдительность русских, Улу-Мухаммед послал на переговоры с русскими своего зятя Елибердея и даруг — князей Усейна Сараева и Усень-Хозю. Со стороны русских на переговоры к ним вышли воеводы Василий Иванович Собакин и Андрей Фёдорович Гостяев. В обмен на позволение перезимовать в русских пределах хан обещал в будущем не нападать на русские земли и не требовать дани, а в залог предлагал выдать великому князю в заложники своего старшего сына Махмуда и детей от всех татарских князей[1][15]:
Царево слово к вам: даю вам сына своего Мамутека, а князи своих дают в заклад на том: даст ми Бог буду на царстве, и доколе буду жив, дотоле ми земли Русские стеречи, а по выходы ми не посылати, ни по иное ни по что.
Кроме того, ханские послы предлагали отдать русским всю добычу и пленных, захваченных «за пределами вотчины великого князя»[1][15].
Тем временем, татары скрытно вышли из ледяного города с южной стороны. По всей вероятности они спустились к реке Белёвке, прошли по устью Оки и, обойдя с юга город Белёв, подошли к русскому лагерю с западной стороны[21]. Благодаря стоявшей в то утро мгле («и того утра мгла бысть велика»), татары сумели незаметно для русских дозоров подойти вплотную к их лагерю и принялись рубить спящих ратников. Ожидавший нападение Григорий Протасьев с криками «побежи, побежи!» со своими людьми обратился в бегство, создав при этом панику в стане русских[1]. Многие полки последних, даже находившиеся далеко от татар, «побежали, никем не гонимые»[20][13].
Летописи повествуют, что после отказа русских воевод от всех условий мирно договориться, татарские парламентёры сказали им — «А сего ли не хотите же? Озритеся назад». Обернувшись, воеводы увидели как татары рубят убегающих русских. Московская рать в тот день понесла огромные потери. Погибли многие князья и воеводы. По сообщениям летописей каждый татарин убил тогда по 10 и более русских воинов. Во время бегства многие русские ратники были перебиты своими же, — русскими крестьянами, которые во время движения русского войска к Белёву подверглись разорению с их стороны[22][1].
Последствия
После поражения под Белёвом Василий II совместно с Дмитрием Шемякой и Дмитрием Красным заключил докончание с Борисом Александровичем Тверским, предусматривавшее, в частности, взаимную помощь на случай, если «пойдет царь ратию или рать татарьская», а также гласившее, что если «имут нас сваживати татарове, а имут вам давати… великое княжение, Тверь и Кашин», то Василий II и его союзники на это не должны соглашаться[23].
↑ 12Похлёбкин В. В. Татары и Русь: 360 лет отношений Руси с татарскими государствами в XIII—XVI вв. 1238—1598 гг. (От битвы на р. Сить до покорения Сибири): справочник. — М.: Международные отношения, 2000. — С. 79. — ISBN 5-7133-1008-6.
↑Keenan E. L. Muscovy and Kazan: Some Introductory Remarks on the Patterns of Steppe Diplomacy (англ.) // Slavic Review. — 1967. — Vol. 26, no. 4. — P. 555.
Беспалов Р. А. Белёвское побоище 1437 г. в истории Северо-Восточной Руси первой половины XV в // Белёвские чтения. — М.: Изд-во МГУЛ, 2005. — Вып. 5. — С. 31—55. — ISBN 5-8135-0301-3.
Беспалов Р. А. Источник сведений Казанского летописца о молитве хана Улу-Мухаммеда «русскому Богу» накануне белёвской битвы 1437 г // Золотоордынская цивилизация. — Казань: Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ, 2008. — Вып. 1. — С. 142—146. — ISSN2308-1856.
Беспалов Р. А. Хан Улу-Мухаммед и государства Восточной Европы: от Белёва до Казани (1437—1445 гг.) // Золотоордынская цивилизация. — Казань: Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ, 2012. — Вып. 5. — С. 53—70. — ISSN2308-1856.
Гальперин Ч. Татарское иго: образ монголов в средневековой России = The Tatar Yoke: The Image of the Mongols in Medieval Russia (англ.) / пер. М. Е. Копылова, под ред Ю. В. Селезнёва. — ВГУ. — Воронеж: Новый взгляд, 2012. — 230 с. — ISBN 978-5-93737-061-7.
Зимин А. А. Исторические очерки: в борьбе за Москву (вторая четверть XV в.) // Вопросы истории. — М., 1982. — № 12. — С. 75—90.
Казанская история // Библиотека литературы Древней Руси / подг. текста и пер. Т. Ф. Волковой, комм. Т. Ф. Волковой и И. А. Лобаковой; под ред. Д. С. Лихачёва, Л. А. Дмитриева, А. А. Алексеева, Н. В. Понырко. — ИРЛИ РАН. — СПб.: Наука, 2000. — Т. 10: XVI век. — С. 252—509.
